Когда Лютера снова предстали перед сеймом, на его лице не было и следа страха или смущения. Служащий и миролюбивый, но чрезвычайно мужественный и достойный восхищения, он стоял как Божий свидетель среди великих мира сего.

Имперский чиновник теперь требовал от него ответа на второй вопрос: готов ли он защищать свои книги в целом? Или он хочет снять часть?

Знаменитая речь

Лютер ответил мягко и смиренно, без насилия или страсти. Его поведение было сдержанным и уважительным, но он демонстрировал уверенность и радость, которые удивили собравшихся.

После того, как он умолял сейм о снисхождении, если его затворническая монашеская жизнь пренебрегала какими-либо обычными придворными манерами, он заявил, что его опубликованные работы не все имеют одинаковый характер. В некоторых он обращался с верой и добрыми делами так просто, просто и по-христиански, что даже его враги вынуждены были видеть в них не только безвредные, но и полезные. Отказаться от них означало бы осудить истины, с которыми согласились бы все стороны.

Второй жанр его произведений направлен против папства и разоблачает тех, кто доктриной и примером развратил все христианство душой и телом. Никто не может отрицать или скрывать, что законы и учения пап порабощают, отягощают и мучают совесть христиан. Невероятная жадность Рима поглотит собственность и богатство христианства, особенно немецкого народа. «Если я отменю то, что было написано об этом, не укреплю ли я эту тиранию и не открою ли дверь многим великим злодеяниям?»

Третий класс его книг направлен против тех, кто защищает римскую тиранию и нападает на учения, которые он стремится передать. Здесь он откровенно и свободно признается, что выражался более бурно, чем следовало бы. Он не считает себя святым; но и эти книги он не мог отозвать, иначе одобрял бы нечестие своих противников. Они воспользуются возможностью и уничтожат Божий народ с еще большей свирепостью.

Но так как он всего лишь человек, а не Бог, он будет защищать себя, как когда-то Мессия, говоря: «Если Я сказал неправду, свидетельствуй против меня» (Иоанна 18,23:XNUMX). ваше императорское величество, или кто пожелает и может, доказать мне из писаний пророков, что я заблуждаюсь. Как только я убедюсь, я немедленно отрекусь от всех своих ошибок и первым брошу свои книги в огонь.

То, что я только что сказал, достаточно ясно показывает, что я тщательно обдумал и взвесил все риски. Вместо того, чтобы позволить им сдерживать меня, я радуюсь тому факту, что сегодня Евангелие вызывает беспокойство и разногласия. Так было тогда. Именно в этом состоит природа и цель Божьего Слова. Иисус сказал: «Я пришел принести не мир, но меч» (Матфея 10,34:9,5). Горе нам, когда мы боремся против Божьего Святого Слова в нашем стремлении к единству, навлекая на себя ужасную волну неизбежных опасностей, настоящей катастрофы и непреходящего опустошения. Наоборот, давайте позаботимся о том, чтобы правление молодого и благородного императора Карла, на которого мы возлагаем столько надежд наряду с Богом, не продолжалось и не заканчивалось под теми же темными предзнаменованиями, под которыми оно началось... Я мог бы говорить о фараонах, о царях Вавилона или Израиля, которые никогда не способствовали своему собственному краху больше, чем когда они думают, что могут установить свою власть, по-видимому, чрезвычайно умными мерами. «Бог двигает горы прежде, чем они это заметят» (Иов XNUMX:XNUMX).

Я говорю это не потому, что думаю, что благородным князьям может понадобиться мое недальновидное суждение; но я хочу выполнить свой долг, которого Германия вправе ожидать от своих детей. Поручая себя Вашему Высокопреосвященнейшему и Вашим Светлейшим Высочествам, умоляю вас со всем смирением не допустить, чтобы ненависть моих врагов излила на меня негодование, которого я не заслуживаю».

Сначала немецкий, потом латынь

Лютер говорил по-немецки. Теперь его попросили повторить то же самое на латыни. Кайзер не был любителем немецкого языка. Это также было трудно понять испанским и итальянским придворным. Хотя Лютер был очень утомлен своей речью, он подчинился, повторяя все на латыни с одинаковой ясностью и энергией. Однако Бог в своем провидении направлял все сущее. Умы многих государей были настолько ослеплены заблуждениями и суевериями, что они не смогли увидеть силу доводов Лютера с первой лекции; но при повторении они распознавали сделанные пункты с большой ясностью. Божий дух пролил свет на истину и оставил глубокое, неизгладимое впечатление. Реформация одержала победу, которая с большой силой говорила против папства.

Вы отзовете или нет?

Те, кто упорно закрывал глаза на свет, кто отказывался убеждаться в истине, были возмущены силой слов Лютера. Среди них был и спикер рейхстага. Когда Лютер закончил свою речь, этот чиновник сердито сказал: «Вы не дали ответа на заданный вам вопрос. Вы не ставите под сомнение решение советов. Дайте ясный и однозначный ответ: отречетесь или нет?»

Боже, помоги мне!

Лютер твердо ответил: «Поскольку Ваше Светлейшее Величество и Ваше Величество требуют от меня простого, ясного и прямого ответа, то примите вот что: я не могу подчинить свою веру ни папе, ни соборам; ибо ясно как день, что они часто ошибались и противоречили друг другу. Итак, если я не убежден ни свидетельством из Писания, ни вескими причинами; если они не согласны с цитируемыми мною текстами; и если мое суждение не будет таким образом подчинено Слову Божьему, я не могу и не буду отрекаться. Ибо христианину не подобает говорить против своей совести». Затем он перевел взгляд на собрание, перед которым он стоял, держа свою жизнь в своих руках, и сказал: «Вот я стою, я ничего не могу с собой поделать. Боже, помоги мне! Аминь!"

Твердый как скала

Итак, этот праведник стоит на прочном основании, пророках и апостолах, с Самим Помазанником как краеугольным камнем. Великий реформатор невозмутимо и бесстрашно стоит на своем посту. Верный среди неверных, несмотря на бури злобы и мести, стоит он, как могучий кедр на Ливане среди деревьев лесных. В то время как страсти и грязь толпы набухают вокруг него, как волны великой пучины, он стоит, маяк, воздвигнутый с неба, чтобы предупредить опасного мореплавателя о скрытой отмели и скалистом берегу.

Лютер не знает, что его ждет; но он знает, что истина никогда не подведет. Если потребуется, он готов умереть, если сможет служить истине лучше в смерти, чем в жизни. Свет от Божьего престола осветил его лицо. Его величие и чистота характера, мир и радость сердца были видны всем, когда он свидетельствовал против силы заблуждения и свидетельствовал о превосходстве веры, побеждающей мир.

Когда реформатор закончил говорить, все собрание какое-то время пребывало в состоянии недоверчивой неподвижности. Несколько князей были очарованы его прямотой и благородством души. Сам император, глубоко пораженный, воскликнул: «Монах говорит с неустрашимым сердцем и непоколебимой смелостью!» Испанцы и итальянцы, сбитые с толку, стали высмеивать нравственное величие, которого не могли постичь их низкие и беспринципные умы.

Партизаны Рима потерпели поражение; ее дело предстало в самом неблагоприятном свете. Они пытались предотвратить потерю власти, не апеллируя к Писанию, чтобы показать Лютеру его ошибку, а угрозами, безошибочным аргументом Рима. Представитель рейхстага сердито сказал Лютеру: «Если вы не отречетесь, кайзеру и имперским государствам придется столкнуться с вопросом, как поступить с упрямым еретиком».

Друзья Лютера, с великой радостью выслушавшие его благородную защиту, вздрогнули при этих словах; но сам доктор твердо сказал: «Да будет мне Бог помощником! Потому что я ничего не могу отменить».

Лютер удалился, пока князья совещались. Когда его снова позвали, их оратор повернулся к нему: «Мартин, ты говорил не со смирением, которое было бы уместно в твоей ситуации. Категоризация ваших работ была ненужной; ибо, если вы отзовете ошибочные, Император не допустит, чтобы остальные были сожжены. Абсурдно требовать опровержения Писанием, когда вы повторяете ереси, уже осужденные общим собором в Констанце. Поэтому Император приказывает вам просто сказать да или нет. Вы хотите подтвердить свои публикации или отказаться от них?»

Лютер спокойно ответил: «У меня нет другого ответа, кроме уже данного».

Триумф!

Они прекрасно его понимали. Твердый, как скала, он стоял, в то время как яростные волны мирской силы безрезультатно рикошетили от него. Простая энергия его слов, его бесстрашная манера поведения, его спокойный многозначительный взгляд и непоколебимая решимость, исходившая от каждого слова и действия, произвели глубокое впечатление на собравшихся. Не было ни малейшей надежды на то, что кнутом или пряником его удастся убедить уступить римскому мандату. Монах одержал победу над правителями этого мира.

Карл V поднялся со своего трона, и все собрание сделало то же самое. «Рейхстаг снова соберется завтра утром, чтобы заслушать решение кайзера», — объявил канцлер. Многие в этом обществе были движимы тем же духом, который когда-то вдохновлял фарисеев. Они жаждали крови того, чьи аргументы они не могли опровергнуть. И все же Лютер, понимая свою опасность, говорил со всеми с христианским достоинством и хладнокровием. В его словах не было гордыни, страсти и искажения фактов. Он совершенно потерял из виду себя и окружающих его великих людей, только чувствуя, что находится в присутствии того, кто бесконечно выше пап, прелатов, королей и императоров. Мессия, царивший в сердце Лютера, говорил через его свидетельство с силой и величием, которые в те дни внушали страх и друзьям, и врагам. Божья преобразующая сила присутствовала на соборе и поразила сердца имперских правителей.

Сторонники Папы чувствовали себя побежденными и гневно спрашивали, почему канцлер рейхстага не прервал провинившегося монаха раньше. Несколько князей открыто признали, что Лютер был прав. Многие были убеждены в истине; но для некоторых впечатление было только временным. Посеянному семени не хватило почвы; жар сопротивления иссушил их. Другая группа в то время не выражала своих убеждений, но позже, изучив Писание самостоятельно, они с большой смелостью выступили в пользу Реформации.

Курфюрст Фредерик с опаской ожидал появления Лютера перед сеймом и с глубоким волнением слушал его речь. Он радовался мужеству, стойкости и самообладанию Доктора и гордился тем, что был его защитником. Для него мир разделился на две стороны: с одной стороны, мир и церковь во всей их гордыне и могуществе; с другой стороны одинокий неизвестный монах. Он видел, как мудрость пап, королей и прелатов испарялась силой истины. Папство потерпело поражение, которое будет ощущаться всеми народами и во все века.

От Знамения времени, 30. августа 1883 г.